Белый шум мегаполиса

Ваня носил длинные волосы, катался на мотоцикле и занимался фехтованием. Потом стригся, выполнял нехитрые заказы на сувениры, курил гашиш и зачинал ребёнка. Снова отращивал волосы, бросал пить, откладывал в сторону гитару и строил большие планы. Снова стригся. Снова курил гаш.

Очень скучная и совершенно обычная история.

Осеменённый творческим складом ума и заклеймлённый тяжёлым штампом московской прописки, Ваня отрешался от мира и делал то, что ему нравилось. Потом бросал, находя что-то новое, лучшее. Каждое занятие затягивало, обещая украсить собой всю жизнь и признавалось недостойным несколько достижений спустя.
Пребывая в поиске, в исследовании окружающего мира, помни: чем больше становится мир, тем сложнее найти в нём себя. Амбиции превышали потребности, и милые Ваниному сердцу джазовые запилы слышали только кухонные стены да пара-тройка друзей. С его точки зрения они были недостаточно хороши, вот если ещё чуть-чуть научиться, тогда можно будет заняться этим серьёзно. Что такое "заняться серьёзно" Ваня представлял себе слабо, но был свято уверен, что это занятие придётся ему по душе.
Вместе с тем, выйти с гитарой на улицу, сорвать денег и улыбок, хотелось.
Но Ваня не выходил.

Когда отец семейства ребячится как младенец, а младший брат бьёт рекорды по всем фронтам и теряет себя в экране, хочется как можно быстрее укоренить себя в жизни. В этот момент подворачивается необременительная офисная работа с минимумом обязанностей и приличной зарплатой. В этот момент подаются документы в одичавший, но когда-то любимый гуманитарный институт. В этот момент находится красивая и социально приемлемая партрёнша. И сдаются все билеты в один конец.

Когда-то Ваня был маленьким, умным и свободным пареньком. Тогда он стал моим мессией. Дверью в другую жизнь, в лучший мир, дверью, к которой можно приехать в Москву и выпить с ней пива. Если задуматься, ирония моей жизни заключается в том, что в лучшие её моменты я пью пиво с дверьми. Ваня не давал мне особо мудрых советов, но я всегда знал, что он сможет мне помочь, если возникнет необходимость. Он обещал приехать много лет и не приезжал, и в этом тоже чудилось что-то закономерное и правильное. Мне было трудно увидеть в нём обычного человека, как верующему трудно навсегда снять с груди крестик.

Что-то очень важное для меня вспыхнуло и исчезло, когда я узнал, что человек, которым я когда-то восхищался, отправился с девушкой в далёкую творческую лабораторию, и всё, что он там сделал, это покрасил забор.